[Токо Аозаки]

2О-5.Винсент/масса ОЖП. Винс — серийный убийца девушек. С нежностью вспоминать убийства.

@темы: Винсент Найтрей

Comments

[Гость]

Переврала заявку довольно сильно. Простите, уважаемый заказчик)
1438 слов, как говорит товарищ Word.
Доктор Найтрей вышагивает сильно, клеймя подошвами кафельный пол. Бог реактивов, повелитель скальпелей, хлороформный мудрец, властелин анестезии, он милует и карает, облеченный властью над человеческими жизнями, как белым своим халатом. Гетерохромная особенность, черта избранника, славит доктора Найтрея воинским сиянием орденов. Желтый-красный, желтый-красный – перемигивается семафорная радужка. Его работа - его королевство, где веют эфирные ветра и густотой сцеженной крови благоухают реки, где приходящие на поклон паломники исцеляются, стоит лишь длинной бледной руке коснуться склоненных голов. Доктор любит свое дело преданной сыновней любовью и не упускает случая это подтвердить.

- Доктор Найтрей, вас вызывают в сто пятнадцатую.
- Доктор Найтрей, операция через час.
- Доктор Найтрей, та ваша пациентка, мисс Юнг, просила вам передать. Она улетает в Нью-Йорк и глубоко сожалеет по поводу того, что не сможет застать вас. Очень благодарила... и вот, бельгийские трюфели и «Совиньон Блан».

Доктор Найтрей принимает подарки и благодарность со скромным достоинством истинного врача.
Заслужил – знает без ложного тщеславия.
А все оттого, что у него весьма щекотливая специфика работы.

Доктор Найтрей перевидал за свой век столько девственниц, что их хватило бы на ужин табуну прожорливых драконов, и столько блудниц, что ими можно было бы заселить не один Вавилон.
Юные Золушки со взглядом охочей до мужчин Билкис и перезрелые матроны, любовно клеящие на забетонированные пудрой лица маски Джульетты, вспархивают в особое-досмотровое-кресло-доктора-Найтрея с пиететом, что похож на благочестие не больше, чем потасканная девка на школьницу. Доктор щелкает инструментами и улыбается семафорами-глазами: добро пожаловать, леди. Знакомиться будем?
Здесь Пенелопа, по ошибке впрявшая свою супружескую верность в погребальный саван, рыдает, расплескивая тушь по кружевному платочку - ах, доктор, что же теперь делать, он утверждал, что здоров, проклятый лжец, а муж возвращается через две недели...
- Больше никогда не верьте студентам медицинского колледжа, якобы знающим, как в домашних условиях вылечить у себя триппер, милочка. А пока – пожалуйте на уколы и позвольте волшебной игле поглотить ядовитый нектар цветка любви, что пахнет ароматно, а гниет отвратно. Некоторые цветочки все же лучше не нюхать – это так, на будущее.
Там Дездемона, над которой осязаемо повисла угроза в виде петли из ремня благоверного на изящную шейку, а перед этим – пара-тройка сломанных ребер и совсем не соответствующий положению дочери сенатора расквашенный нос, горько сетует на китайскую фармацевтику, растущий живот и трусливого любовника.
-Не покупайте бракованный товар, слепленный узкоглазыми на их подпольных фабриках, милочка. И не переживайте – ваш срок еще не приговор. Я избавлю вас от вашего бремени и извлеку все, что бы там у вас ни сидело, слово даю.
Или Хтония, которая – вот так дела – умоляет вылечить ее от бесплодия, ползая по полу и стирая свои круглые симпатичные коленки о древний линолеум приемной.
-Спокойно, милочка. Современная медицина способна на многое. И вовсе даже не нужно у кого-то что-то там отрубать, дабы оплодотворить желающее этого чрево. Ага. Обойдемся без подобных варварских методов.
Он равно привык и к одиноким, никем не тронутым жабам, которых уже ничто не превратит в принцессу, и к прекрасным принцессам, что скрывают под нежной оболочкой склизкую жабью суть, и к смазливеньким красоткам, износившимся от слишком бурной жизни до состояния облысевших велосипедных шин, и к старым плешивым ведьмам, толкающим всем подряд свой эликсир вечной молодости, отчетливо отдающий тухлятинкой. Некоторые и с ним не прочь поделиться, но доктор Найтрей немного аллергик и любые цветы, как и незнакомое пойло, обходит десятой дорогой.
- Что вы, что вы, милочка, ну как можно. Врачебная этика, знаете ли... А вот конфеты возьму. Спасибо.

Но сейчас он дома, сейчас у него выходной. Звенит, грохочет радиола. Он крутит ручку, и голоса давно отживших певцов и певиц ложатся теплой патокой на душный вечер припозднившегося лета. Доктор Найтрей любит хорошие песни. Он записывает их на пленку и слушает, взгромоздив ноги на журнальный столик и расслабленно прикрыв глаза. В выборе песен он так же придирчив, как в выборе экспонатов для своей коллекции.
Есть у доктора одна маленькая слабость - впрочем, вполне даже позволительная. Многие коллекционируют марки или монеты, а доктор Найтрей коллекционирует...
Их.
Национальность, возраст, социальное положение ничего ему не говорят и не нужны вовсе. Они приходят и уходят десятками жизней, вовлеченных в водоворот больничной суеты. Упархивают пестрыми бабочками обратно к домашним каминам, офисным бетонным коробам, придорожным мотелям, оставляя в истории болезни несколько строк и блеск осыпавшейся пыльцы - в разноцветных глазах доктора Найтрея, который знает, что основа любой, самой безупречной бабочки всего лишь жесткий неприглядный хитин.
Но он вычисляет их, стоит лишь разок взглянуть. Они тоже особенные – что-то в них есть, объединяющее на уровне эфемер и космической энергии. Что-то схожее – в повадках, в речи, в движении. Эти бабочки, как и все остальные, летят на один и тот же огонь и одинаково подпаливают крылья, но только их ловит доктор Найтрей, чтобы пришпилить на пенопластовый холст под стекло.

Дженни.
Дженни, Дженни-оторва, подружка байкеров, которой приветливо кивали фонари у входа в каждый бар. Пять сережек в ухе, кожаные брюки, заклепки на ботинках – спас ли тебя рокерский пьяный бог, сохранил ли он тебя, Дженни?
«Доктор... понимаете, я в такой ситуации...»
Дженни, Дженни-шлюха, раздвигающая ноги перед всяким, кто поддавал на своем «Харлее» по ночной автостраде свыше ста километров в час. Дженни-шлюха, падкая на чернильные наколки и косматые лохмы, на едкую потливую вонь и пивные пары, за хмельным алкогольным дурманом забывающая, что резинки – не единственно то, чем завязывают свои нечесаные волосы ее дружки.
«Если я правильно понял, вы хотите сделать аборт, так?»
Сигаретный пепел в вазочку на докторском столе, размалеванные губы, раздраженный прищур.
«Доктор, ну на кой бес мне ребенок? Вонючие пеленки, сопли, ор... Я свободная женщина без обязательств, мужа и семьи. Как я буду гонять на байке, имея в качестве довеска мелкого слюнявого спиногрыза?»
«Разумеется, разумеется. Не волнуйтесь – все сделаем. Вот вам список необходимых анализов. Приходите в четверг, Дженни. Вечерком, как дождь пройдет».
В тот четверг был не дождь – гроза, и за пением небесных струн Дженни так и не успела понять, почему доктор Найтрей встречал ее в темной подворотне, ловя лезвием скальпеля водяные блики.
«Разумеется, разумеется. Приходите, Дженни. Приходите никогда».

Джуд.
Джуд-студентка, облупившийся маникюр, туфли-лодочки, улыбка помадным мазком.
Кажется, ей было двадцать.
Джуд так переживала, что она фригидная деревяшка и потому парень не звонит уже вторую неделю.
«Не расстраивайтесь, Джуд. Он позвонит, я уверен. Жили с ним вдвоем, да? И где же?»
Доктор Найтрей заботливо пододвигал к ней стакан с водой и понимающе кивал, слушая исповедь, похожую на множества.
«В пригороде, снимали квартиру. Доктор... Он ведь бросит меня? Доктор... пожалуйста... Я этого не хочу».
«Таблетки, гормоны, все дела. Пройдете курс – и дальше порога спальни он вас в жизни не отпустит. Не краснейте так, дорогая. Все в порядке».
Никогда не ходи через лес к пригородной электричке, Джуд, даже если это самый короткий путь.

Салли.
Длинные косы, глаза-океаны, белеющий в темноте шелк. Салли тоже обрела свой покой. Это так просто – камень на шею и в путь, навестить морского царя, пусть и в мутном грязном пруду обитают не цари, а пиявки. А не надо было строить доктору свои красивые глазки и названивать каждый божий вечер – исцелил от трихомоноза, так что, женись теперь?

«О, женщина, – думает доктор Найтрей. - Солнце, святилище, храм первозданной невинности».
«О, женщина, – в высокий бокал струится «Совиньон Блан». - Хищная коварная тварь, манипулирующая мужчиной с помощью своей природы».
Доктор Найтрей перевидал всяких. И доктор Найтрей совсем не хочет женщин. Никаких и никогда. Высоких, маленьких, умных, недалеких, рыжих, блондинок, шлюх, непорочных – нет. Ни за что.
Доктор Найтрей хочет брата. Вселенский центр, ось мироздания, личное божество. Доктор Найтрей пестует свою порочную страсть с детства и терпел бы до старости, если бы не...

Ада.
«Доктор, спасибо вам... Вы вылечили меня. У нас с Гилом наконец-то будет ребенок».
Зеленоглазая Ада, милая Ада, она так доверчиво взяла его под руку, когда он зашел к ней в палату и предложил выпить чаю в больничном кафетерии.
У доктора Найтрея не было ничего, чтобы поймать и удержать свою вселенную.
У зеленоглазой Ады было все. Несправедливо.

Он держит в ладонях банку с формалином, нежно оглаживая мутные бока подвижными пальцами музыканта. Он ведь и музыкант почти – скальпелем проливает ноты жизни, рождая все новые и новые. Или убивая.
- Здравствуй, Ада. Венец моей коллекции, державная корона, лавры победителя. Тебе удобно здесь, Ада?
Сам забрал, сам себе же и вручил. Так просто.
Повадки, речь, движения? Что за чушь. Забавно, право слово.
Золотые волосы, зеленые глаза – единый стержень великого паноптикума.
Золотые волосы, зеленые глаза – алая ткань для быка, кровавый звериный флёр.
Золотые волосы, зеленые глаза – Ада, первая, и безутешного Гила так сладко было после ее похорон успокаивать, гладя по голове и прижимая к груди.
«Не плачь, брат. Там, где она сейчас, ей много лучше».
Там, где она сейчас – в банке, как залитый маринадом овощ, ей и не может быть по-другому. Там, где все они – зеленоглазые, златоволосые, бережно собранные, с любовью сохраненные, ей точно не одиноко.
Ночь укатывается во вчера, звезды гаснут, а он все сидит, окруженный своими трофеями.
Он, Винсент Найтрей, безумный коллекционер девичьих трепетных сердец – коллекционер в наипрямейшем из всех возможных смыслов.

Это очень сильно, Автор, я впечатлен. Аплодирую стоя.
читатель

[Токо Аозаки]

если и переврали, то гениально как на мой взгляд. и красиво, до безумия красиво...
мимокрокодил

[Гость]

sunny-mandarin, march-hare, Давно хотелось сделать Винса доктором-маньяком. Спасибо огромное)
а.