Грабь, насилуй, тащи добычу, а перед уходом подожги все к чертовой матери. ©
2О-6. Гил/Оз. Удовлетворять потребность господина в человеческой крови. Боязнь смешанная с любопытством из-за изменяющегося взгляда.
Ожидание полнит эти вечера. Ждут оба, поглядывая то на часы с треснутым циферблатом, то на календарь с желтым пятном на феврале-месяце и, непременно украдкой, друг на друга. Взгляд мутно блуждает по теням на потолке и трещинам краски на подоконнике, замирает на белеющих шрамами отметинах на ножках стола - здесь Гилберт невольно ежится, Оз просто вычисляет самые свежие. они считают и пересчитывают - посуду за стеклом серванта, затяжки и овец на нарисованном дымом пастбище. Они отмечают случайную дрожь в руках и беглые взгляды с чудными искорками в глазах. Все это тоже бережно сосчитывается и педантично складывается на весы. в одну чашу, а в другую - терпение.
Симптомы всегда одни и те же. Сперва учащается дыхание, после движения становятся суматошнее, поспешнее, бессмысленнее. Вместе с этим вырастает количество Гиловых сигарет и шорох-стук перекладываемых с места на место предметов. Оз не просит, молчит, наверное, это стыд. Первым всегда ставит точку Гилберт, в какой-то момент словно бы выныривая из этого марева мыслей и решительно садясь напротив. В кармане всегда теперь где-нибудь лежит небольшой канцелярский ножик изначально предназначенный для вскрытия конвертов. Оз поджимает губы и ненадолго отводит взгляд, но никогда не отказывается. Не может и не хочет.
Привычная боль обжигает кожу, саднит как старый ушиб, противно, надоедливо, но Гилберт старается не кривиться. Не показывает даже эту столь естественную слабость, чтобы господин не отозвался этой вечной и куда более мучительной виной. Руки и губы у Оза дрожат и движение с которым он прижимается губами к запястью мужчины получается резким, звериным, порывистым. Стремится не проронить ни капле драгоценной желанной жидкости. Холодная змея голода в желудке усмиряется и прекращает грызть так сильно, сворачиваясь скользкими ледяными кольцами. Природный, удивительно яркий цвет глаз тускнеет, изумрудные озера становятся сперва болотом, на котором вспыхивают неудержимые огоньки, те самые, сперва заманивающие путников, а затем обращающие мертвую воду в лаву. Гилберт невольно сглатывает, но смотрит, внезапно чуть ли не с жадностью, угадывая или просто придумывая сумрак Бездны в глубине зрачков.
не заказчик
авторозаказчик