Итак, в коллекцию парадоксов, с которыми сталкивала меня жизнь, прочно вошёл ты, Винсент Найтрей. Я помню тебя маленьким тихим мальчиком, приблудышем Джека. Мальчиком, стыдящимся своего алого глаза, мальчиком, улыбающимся большим лягушачьим ртом, мальчиком, отчаянно любящим брата. Так странно видеть тебя через сто лет – повзрослевшим, когда сама я осталась прежней. Эта белокурая бестия, эта хищная кошка, этот шахматист, извращённый, изощрённый, семь слоёв лжи над крупицей правды – это Винсент, приблудыш Джека? Эта жаркая мечта влажнеющих от одного его взгляда светских барышень, этот романтический герой с пшеничной чёлкой, молочной кожей и рассеянно-ласковой улыбкой – приблудыш Джека? Да бросьте, сказали бы многие. Давно уже не он, тот первый образ можно смело вычеркнуть. Врёшь, мальчик мой, это ты. Любовь к брату приняла у тебя уродливую форму и ещё более уродливое выражение, но это неважно. Я люблю тебя за эту любовь. А ты любишь меня за мою. Мы сироты, мы безответны, глубоко-глубоко мы это знаем, но не признаемся себе никогда. Мы всё для них сделаем, ты для своего брата, я – для своего хозяина. Мы идём рядом, какие бы зигзаги ты со своей тройной дипломатией не совершал. Мы тянемся к их свету, всё сильнее увязая в грязи. Ну так покопошимся же ещё немного в грязи, мальчик. Чистая концентрированная похоть, никакого социального подтекста, который ты так ненавидишь в женщинах (о, твоё скучливое презрение к ним явно уходит корнями во время, когда в тебя кидали камни!). Ты действительно дьявольски красив, мой сладкий. На такую белую кожу просто просятся звёздчатые цветы крови… Ножницы в твоей руке. Ну, покаемся хором – да, мы любим игры с рваными ранами, садизм кипит в нас розоватой пеной, ну и что же? Минус на минус даёт плюс, так что до утра должны дожить. Да что там – мы будем нежны друг с другом, верно? Нежное, медленное насилие по обоюдному согласию, рубины в твоих мочках, рубин, окаймлённый ресницами – белое, золотистое, красное. Упоённая улыбка, излом бровей, разметавшиеся волосы, узкие бёдра – алебастровый мой мальчик, расчётливый безумец, ты будешь двигать фигурки, а я – видеть тебя таким. Возможно, это меня и подведёт. Но мне так щемит сердце – ни за что в этом не признаюсь, - мне так щемит сердце, когда, выдохнув в мареве наслаждения «лорд Глен!», я вижу, как ты приподнимаешь уголки губ – не насмешливо, а понимающе. И целуешь мне кончики пальцев, как будто даже преклоняясь. Ты засыпаешь легко и крепко, искорёженное дитя, пропитанное ложью, как вишня коньяком, даже во сне обманывая своим ангельски-невинным видом. И так и хочется погладить тебя по голове и выговорить наполовину издевательски, наполовину с искренней жалостью: - Бедненький ты мой приблудыш…
Это шикарно. Я восхищен вашей работы. Вы просто неимоверно прекрасно описывайте чувства. Удачи вам и процветания. Этот текст останется в моем сердце навсегда
-
-
01.08.2010 в 23:47Итак, в коллекцию парадоксов, с которыми сталкивала меня жизнь, прочно вошёл ты, Винсент Найтрей.
Я помню тебя маленьким тихим мальчиком, приблудышем Джека. Мальчиком, стыдящимся своего алого глаза, мальчиком, улыбающимся большим лягушачьим ртом, мальчиком, отчаянно любящим брата.
Так странно видеть тебя через сто лет – повзрослевшим, когда сама я осталась прежней.
Эта белокурая бестия, эта хищная кошка, этот шахматист, извращённый, изощрённый, семь слоёв лжи над крупицей правды – это Винсент, приблудыш Джека?
Эта жаркая мечта влажнеющих от одного его взгляда светских барышень, этот романтический герой с пшеничной чёлкой, молочной кожей и рассеянно-ласковой улыбкой – приблудыш Джека?
Да бросьте, сказали бы многие. Давно уже не он, тот первый образ можно смело вычеркнуть.
Врёшь, мальчик мой, это ты. Любовь к брату приняла у тебя уродливую форму и ещё более уродливое выражение, но это неважно. Я люблю тебя за эту любовь. А ты любишь меня за мою.
Мы сироты, мы безответны, глубоко-глубоко мы это знаем, но не признаемся себе никогда. Мы всё для них сделаем, ты для своего брата, я – для своего хозяина. Мы идём рядом, какие бы зигзаги ты со своей тройной дипломатией не совершал. Мы тянемся к их свету, всё сильнее увязая в грязи.
Ну так покопошимся же ещё немного в грязи, мальчик. Чистая концентрированная похоть, никакого социального подтекста, который ты так ненавидишь в женщинах (о, твоё скучливое презрение к ним явно уходит корнями во время, когда в тебя кидали камни!). Ты действительно дьявольски красив, мой сладкий. На такую белую кожу просто просятся звёздчатые цветы крови… Ножницы в твоей руке. Ну, покаемся хором – да, мы любим игры с рваными ранами, садизм кипит в нас розоватой пеной, ну и что же? Минус на минус даёт плюс, так что до утра должны дожить. Да что там – мы будем нежны друг с другом, верно?
Нежное, медленное насилие по обоюдному согласию, рубины в твоих мочках, рубин, окаймлённый ресницами – белое, золотистое, красное. Упоённая улыбка, излом бровей, разметавшиеся волосы, узкие бёдра – алебастровый мой мальчик, расчётливый безумец, ты будешь двигать фигурки, а я – видеть тебя таким. Возможно, это меня и подведёт. Но мне так щемит сердце – ни за что в этом не признаюсь, - мне так щемит сердце, когда, выдохнув в мареве наслаждения «лорд Глен!», я вижу, как ты приподнимаешь уголки губ – не насмешливо, а понимающе. И целуешь мне кончики пальцев, как будто даже преклоняясь.
Ты засыпаешь легко и крепко, искорёженное дитя, пропитанное ложью, как вишня коньяком, даже во сне обманывая своим ангельски-невинным видом. И так и хочется погладить тебя по голове и выговорить наполовину издевательски, наполовину с искренней жалостью:
- Бедненький ты мой приблудыш…
-
-
01.08.2011 в 02:43-
-
25.12.2011 в 21:20-
-
26.12.2011 в 22:16а.
-
-
27.12.2011 в 03:21спасибо автору
н.з.
-
-
28.01.2016 в 10:08