«Ну вот… Ты предал меня и проиграл, милый друг. И сердцу только больнее». Баскервилль посмотрел на тело, лежащее перед ним. Он еще дышал, но слабо. В любую минуту он готов был умереть. Глен выронил меч – теперь в нем не было необходимости. Все равно здесь царили лишь пламя, хаос и смерть. Это та глубина отчаянья, куда окунулся Баскервилль. У него отняли его надежду, его любовь, его свет. И теперь ему не важно, что будет – лишь бы вернуть то, что ему принадлежало. Но все же мужчина не сдвинулся с места. Он все смотрел на того, кто лежал перед ним. Единственный друг за длительный период времени, как он находился в своей тьме. Золотоволосый ровесник, с длинной косой, бледным чертами лица. И правильно, он потерял слишком много крови. Вся она (кровь) была видна на Джеке Безариусе. На светлых волосах, которые казалось, потухли, но все так же ярко выделялись среди этого побоища; на бледной коже, где особенно ярки и выразительно виднелись кровавые пятна; на одежде, которая была полностью, практически везде пропитана кровью. Но это так.. шло ему. Побежденный, он выглядел все так же прекрасно. Глен усмехнулся. Присев, он поправил волосы и наткнулся на блеклый, почти невидящий взгляд изумрудных глаз. В них не было отчаянья, страха перед смертью. Джек лишь чувствовал, что умирает, чувствовал, что не смог остановить своего лучшего друга. Того, кто сейчас тонет в безжалостной трясине и тянет за собой весь этот мир, город, людей. Слезы неожиданно проявились на лице Безариуса, но не больше – зелень окончательно потускнела в этих глаза. Жизнь ушла от этого человека, оставив лишь оболочку. Только по щеке все скатилась последняя слеза, которую Глен стер пальцем, аккуратно проводя по щеке рукой. Вот и все. Баскервилль добился своего – врата в Бездну открыты. Лучший друг, что не встал на его сторону и оказался преградой – мертв. Безумие было приятно как должное – все погибли. Смрад тел, горящий огонь давал ощущение жара, замок больше не имел ничего общего с тем самым домом, в котором жил Глен всю жизнь – теперь остается только погружаться вглубь, даря окружающим лишь смерть и отчаянья. Глен остановился. Он давно ушел от друга, оставив того на том месте, где тот и упал. Подняв голову вверх, мужчина еле заметно улыбнулся. Среди этого невообразимого происшествия, Глен мог улыбаться легко. Это была его стихия боли. «Прощай, мой друг. Тот, кто неожиданно стал лучиком света в той тьме, что оставила после себя Лейси. Тот, кто смог скрасить мое существование. Прощай. Пусть вместе с тобой уйду и я – мое сердце, что оттаяло от безразличия, но осталось все таким же черным. Осталось лишь жажда. Жажда мести». Глен спокойно приветствовал Бездну, с ясным умом и замерзшим сердцем. Снова.
Не знаю, что в итоге получилось, но автор честно старался^^"
386 слов. так сказал Ворд
Глен смотрит вверх и вместо потолка, низкого, серого, в разводах и трещинах почему-то видит небо - грузное, темное, вспоротое всполохами иссиня-белых молний. Он прикрывает рукой усталые глаза, глубоко выдыхает, стряхивает с меча кровь и старается совсем не смотреть вниз. Но все равно видит. Видит, как широко распахнуты глаза, и в них больше не яркая весенняя зелень, а море, бушующее море во время шторма, темное, гулкое, тяжелое. Видит черты лица, будто обострившиеся, вмиг ставшие резкими, четкими, тонкими - и Баскервиль будто смотрит (или не смотрит совсем?) на незнакомого человека. И если б не улыбка, кляксой застывшая на уже синеватых губах - он бы и не узнал его вовсе. Лучше бы не узнал.
- Это хорошо, что ты умер, - шепчет Глен, бледно улыбаясь, стирая со щеки алые капли, - это хорошо... В это проклятой неестественной тишине настенные часы бьют двенадцать раз. Баскервиль, бросив последний взгляд на заклятого друга, выходит прочь.
Он идет по темному мрачному коридору и видит лишь мертвых, застывших в нелепых позах на полу, кровь, хлюпающую под ногами и маленького ребенка, зашедшегося в каком-то безумном танце посреди этого ужаса. - Небо падает. - шепчет мальчик, после чего заходится в звонком смехе, кружится по залу, в разноцветных глазах плещет безумие. Баскервиль хмурится - золото волос так знакомо отзывается в еще трепещущем от боли сердце, но жуткий, какой-то даже нечеловеческий хохот режет слух. - Да, небо падает. - улыбается Глен, одним ловким взмахом меча прерывая этот дикий, дикий смех. Мальчик неловко, словно марионетка, которой обрубили нити, падает на пол, еще несколько бесконечно долгих секунд бьется в предсмертных конвульсиях, кровь тугими толчками выходит из перерезанного горла. - Господин, все готово, - перед ним, словно черт из табакерки вдруг появляется некто из Баскервилей - Глен почему-то отчаянно не может вспомнить кто именно, бессовестно вырывает его из тяжелых дум. Тяжелых - но не дающих пока сойти с ума. Пока. - Мы ждем только вас. Мужчина отстраненно кивает, смотрит куда-то в сторону, там, где вдалеке его ждет маленький глупый мальчик - его новое тело, его новое начало. Взгляд Глена натыкается на окно с выбитыми стеклами - а на западе небо все еще полыхает алыми красками, постепенно сжираемое беспросветно-черным цветом так неотвратимо подступающей все ближе Бездны. Баскервиль невесомо касается части уцелевшей оконной рамы, прислоняется лбом к оставшемуся в ней осколку стекла и будто в бреду повторяет: - Это хорошо, что ты умер...
Но все же мужчина не сдвинулся с места. Он все смотрел на того, кто лежал перед ним. Единственный друг за длительный период времени, как он находился в своей тьме. Золотоволосый ровесник, с длинной косой, бледным чертами лица. И правильно, он потерял слишком много крови. Вся она (кровь) была видна на Джеке Безариусе. На светлых волосах, которые казалось, потухли, но все так же ярко выделялись среди этого побоища; на бледной коже, где особенно ярки и выразительно виднелись кровавые пятна; на одежде, которая была полностью, практически везде пропитана кровью. Но это так.. шло ему. Побежденный, он выглядел все так же прекрасно.
Глен усмехнулся. Присев, он поправил волосы и наткнулся на блеклый, почти невидящий взгляд изумрудных глаз. В них не было отчаянья, страха перед смертью. Джек лишь чувствовал, что умирает, чувствовал, что не смог остановить своего лучшего друга. Того, кто сейчас тонет в безжалостной трясине и тянет за собой весь этот мир, город, людей. Слезы неожиданно проявились на лице Безариуса, но не больше – зелень окончательно потускнела в этих глаза. Жизнь ушла от этого человека, оставив лишь оболочку. Только по щеке все скатилась последняя слеза, которую Глен стер пальцем, аккуратно проводя по щеке рукой.
Вот и все. Баскервилль добился своего – врата в Бездну открыты. Лучший друг, что не встал на его сторону и оказался преградой – мертв. Безумие было приятно как должное – все погибли. Смрад тел, горящий огонь давал ощущение жара, замок больше не имел ничего общего с тем самым домом, в котором жил Глен всю жизнь – теперь остается только погружаться вглубь, даря окружающим лишь смерть и отчаянья.
Глен остановился. Он давно ушел от друга, оставив того на том месте, где тот и упал. Подняв голову вверх, мужчина еле заметно улыбнулся. Среди этого невообразимого происшествия, Глен мог улыбаться легко. Это была его стихия боли.
«Прощай, мой друг. Тот, кто неожиданно стал лучиком света в той тьме, что оставила после себя Лейси. Тот, кто смог скрасить мое существование. Прощай. Пусть вместе с тобой уйду и я – мое сердце, что оттаяло от безразличия, но осталось все таким же черным. Осталось лишь жажда. Жажда мести».
Глен спокойно приветствовал Бездну, с ясным умом и замерзшим сердцем. Снова.
Слов 428
386 слов.
так сказал ВордГлен смотрит вверх и вместо потолка, низкого, серого, в разводах и трещинах почему-то видит небо - грузное, темное, вспоротое всполохами иссиня-белых молний. Он прикрывает рукой усталые глаза, глубоко выдыхает, стряхивает с меча кровь и старается совсем не смотреть вниз. Но все равно видит.
Видит, как широко распахнуты глаза, и в них больше не яркая весенняя зелень, а море, бушующее море во время шторма, темное, гулкое, тяжелое. Видит черты лица, будто обострившиеся, вмиг ставшие резкими, четкими, тонкими - и Баскервиль будто смотрит (или не смотрит совсем?) на незнакомого человека. И если б не улыбка, кляксой застывшая на уже синеватых губах - он бы и не узнал его вовсе.
Лучше бы не узнал.
- Это хорошо, что ты умер, - шепчет Глен, бледно улыбаясь, стирая со щеки алые капли, - это хорошо...
В это проклятой неестественной тишине настенные часы бьют двенадцать раз. Баскервиль, бросив последний взгляд на заклятого друга, выходит прочь.
Он идет по темному мрачному коридору и видит лишь мертвых, застывших в нелепых позах на полу, кровь, хлюпающую под ногами и маленького ребенка, зашедшегося в каком-то безумном танце посреди этого ужаса.
- Небо падает. - шепчет мальчик, после чего заходится в звонком смехе, кружится по залу, в разноцветных глазах плещет безумие.
Баскервиль хмурится - золото волос так знакомо отзывается в еще трепещущем от боли сердце, но жуткий, какой-то даже нечеловеческий хохот режет слух.
- Да, небо падает. - улыбается Глен, одним ловким взмахом меча прерывая этот дикий, дикий смех. Мальчик неловко, словно марионетка, которой обрубили нити, падает на пол, еще несколько бесконечно долгих секунд бьется в предсмертных конвульсиях, кровь тугими толчками выходит из перерезанного горла.
- Господин, все готово, - перед ним, словно черт из табакерки вдруг появляется некто из Баскервилей - Глен почему-то отчаянно не может вспомнить кто именно, бессовестно вырывает его из тяжелых дум. Тяжелых - но не дающих пока сойти с ума. Пока. - Мы ждем только вас.
Мужчина отстраненно кивает, смотрит куда-то в сторону, там, где вдалеке его ждет маленький глупый мальчик - его новое тело, его новое начало.
Взгляд Глена натыкается на окно с выбитыми стеклами - а на западе небо все еще полыхает алыми красками, постепенно сжираемое беспросветно-черным цветом так неотвратимо подступающей все ближе Бездны.
Баскервиль невесомо касается части уцелевшей оконной рамы, прислоняется лбом к оставшемуся в ней осколку стекла и будто в бреду повторяет:
- Это хорошо, что ты умер...