С-2. Артур | Миранда. Избавлять друг друга от элементов одежды, холодная текила и постыдные замечания.

понедельник, 13 июня 2011

15:48

все записи пользователя в сообществе Токо Аозаки

Грабь, насилуй, тащи добычу, а перед уходом подожги все к чертовой матери. ©

URL

Краткость очень полезна, когда нас понимают или не понима... Один мой состоятельный друг говорит, что в его окружении ... Прикольно, я сам себя в читателей своего дневника занес. ...

Есть такое явление - рентная психология. То бишь такое на... Я хочу в детство... Алюминиевый крестик сохранит, защитит, Алюминиевый крес...

Комментарии

13.06.2011 в 17:51

Гость

автор ещё во время набора вдохновился и пошёл писать ))
894 слова

- Всеблагое небо. Это просто какой-то ад.
- Добро пожаловать домой, братец.
Цукаты плавятся, размякают, слипаются на серебряных блюдах в разноцветную клейкую массу. Запах розовой эссенции пробирается под широкие традиционные одежды, назойливо льнёт к телу, влажными, тошнотворно-услужливыми руками умащивает кожу скользким противным маслом. Вода в питьевом фонтанчике прогрета чуть ли не до кипятка, ветер процеживает сквозь узорчатые щели кружевного белокаменного балкона раскалённые струи воздуха, и потёкшая сурьма прочерчивает на белой щеке первую чёрную дорожку.
Дом, милый дом, будь он проклят.
- Кальян? – сардонически предлагает Артур.
- Пошёл ты. Как же я рада, что мы здесь не живём.
- Жалко выглядишь, принцесса Запада.
- Это жалость к тебе, мой звездочёт. Женщин ведь приведут не мне.
Теперь его очередь брезгливо кривиться. Гостеприимство, оказываемое вернувшемуся хозяину. Отвергать оскорбительно. Принимать… соприкасаться с липкими покорными телами, дышать потом пополам с приторными благовониями, двигаться без малейшей толики желания с обеих сторон, и мечтать о ледяной ванне. Омерзительно.
- То-то и оно, - елейно тянет сестра. – У тебя сейчас встанет разве что на холодную воду.
- Да уж скорее на неё, чем на тебя, замарашка, - снисходительный тон выходит сам по себе, для снисходительной улыбки «старшего брата» нужно предпринимать усилие. Ни о каких усилиях они оба не хотят и думать. Жарко, как жарко.
Он вытягивает из рукава платок и стирает с лица Миранды сурьмяной потёк. Чёрный след на голубом шёлке похож на грозовое облако, о котором в этом солнечном аду можно только мечтать.
- Слишком много одежды.
- Согласен.
Она расстёгивает вышитые петельки, скрепляющие края его кафтана; он распускает широкий кушак, туго перетягивающий её талию. Брат и сестра, плоть и кровь. Можно ли испытывать влечение к женщине, с которой в детстве дрался за лучшего пони в конюшне? Она освобождает его от кафтана, он тянет вниз её расшитую серебряными нитями гундуру. Выученные наизусть, ненавистные, вожделенные изгибы, впадинки, родинки. Можно ли ночами напролёт безостановочно заниматься любовью с мужчиной, которому с четырёх лет постоянно старалась навредить? Она распутывает шнуровку у ворота его рубахи и помогает ему снять её через голову; он задирает до бёдер её длинную нательную рубашку и, опустившись на одно колено, спускает к щиколоткам её шаровары.
- Что такое? – кидает Артур застывшему в дверях зала слуге. Миранда невозмутимо опирается на плечо брата и переступает через скинутую одежду.
- Всё готово, как вы приказали, хозяин… - голос слуги мелко подрагивает. Глаза выжигают за лицезрение и куда меньших участков лунной кожи женщины халифского рода.
- Прекрасно, свободен, - равнодушно отказывается от права мщения Артур. – Идём, Рэнди, урвём кусочек цивилизации.
Квадратная бутылка в ведёрке с беспомощно плавящимися кубиками льда (в Бездну традицию комнатной температуры, в Бездну вообще такую комнатную температуру), тускло-сердоликовая жидкость за беловатым запотевшим стеклом. Взрезать эту сиропную вязкую сладость, это розовое масло и отупляющую опиумную дурь. Горечью, солью, кислотой, спиртом. Холодом.
Миранда лениво подставляет ладонь, позволяя брату насыпать в выемку между большим и указательным пальцами соли, выжать из дольки лайма несколько капель сока на белые крупицы, и, припав ртом к её руке, слизнуть их.
Опрокинутое залпом содержимое стакана обжигает и леденит внутренности, сбегает мурашками вниз по позвоночнику, взрываясь живительными искрами.
- Счастье есть, - говорит Артур и откидывается на подушки с новой порцией в руке.
Миранда пьёт, вздрагивает, вгрызается в зелёную мякоть лайма. Из-под полуопущенных ресниц он наблюдает, как от мгновенного холода затвердевают её соски, обрисованные липнущей к влажной коже тканью рубашки.
- Ладно, - великодушно вздыхает он, - где там эти несчастные женщины? Я готов до них снизойти.
- Ах ты кобель, - с трудноопределимым выражением – не то нежным, не то полным ненависти - говорит она.
- Не кобель, а герцог, остро ощущающий груз своей ответственности за соблюдение вековых традиций. Почитаешь мне вслух, пока я буду разбираться?
Вместо ответа с самой ласковой, с самой чувственно-мягкой улыбкой она притягивает к себе его ладонь, проводит подушечкой указательного пальца по недавнему бумажному порезу – и с садистским наслаждением присыпает его солью. Он отдёргивает руку, зашипев от боли, но она цепко хватает его за запястье, молниеносно наклоняется, и, слизывая с раздражённой кожи сотню крошечных кинжалов, намеренно сильнее вдавливает их в ранку кончиком языка.
- Стерва…
- Не стерва, а любящая сестра, - Миранда одним глотком опустошает второй стакан. – Так что ты хотел, чтобы я тебе почитала, братец?..
Он резко поднимается на ноги, потому что знает: он ударит её, если сейчас же не уйдёт. О да, вот что они умеют делать лучше всего – лучше интриг, чар и ритуалов, лучше светского притворства. Уязвлять друг друга. Засыпать соль в надрез и улыбаться. И она, и он – оба в этом одинаковы. Кровь и плоть. Брат и сестра…
- Артур, - хрипловато, словно вдруг задохнувшись, зовёт она, вцепившись в ткань его шаровар, - Артур.
Сверху вниз он смотрит ей в глаза – отчаянные, требовательные, подёрнутые поволокой огненного и жалкого вожделения. Никто никогда не видел её такой – никто, кроме него.
Его кидает к ней, как железо к магниту.

После, лениво сплетённые, облепленные растрепавшимися волосами, словно кровавым саваном, пропитавшимся испариной агонии, они мысленно подводят счёт, и каждый заключает, что другой прогнулся.
Он ничем не ответил на выходку, за которую сама она бы выцарапала ему глаза. Более того, он остался.
Она обнаружила примитивнейшую бабскую ревность. Более того, она умоляла его остаться.
- Родной дом так расслабляет, верно, Рэнди?
- Ты абсолютно прав, братец.
Она ненавидит, когда он зовёт этим нелепым детским имечком – Рэнди.
Он ненавидит, когда она называет его этим пренебрежительным насмешливым словом – братец.
Но над тонкими, розоватыми от раскалённого марева башнями нависает огромное солнце, по залам ползёт сладковатый дурманящий дым, и Венера стоит в Близнецах.

URL